ПУТИ-ДОРОГИ СТРАНЫ «ЛИМОНИИ»

ГЛАВА 17
ПРИУЧЕНИЕ К ОБЩЕСТВЕННОМУ ТРУДУ. СВИНОПАС

В летний период в течение нескольких лет я пас колхозное стадо свиней, замещая мать в то время, когда она участвовала в за­готовке сена для колхоза. Колхозникам, принимавшим участие в работах по заготовке сена, колхоз выделял определенное ко­личество сена для личного хозяйства. Проживая вместе с бабушкой и дедом, мы держали корову, без которой жизнь была бы в это тяжелое время немыслимой. Другими способами заполучить сено было очень сложно, но население, имевшее в хозяйстве живность, находило выход из невозможного. Колхозники, собираясь в маленькие артели, вынуждены были негласно заготавливать сено для личного подворья в зарослях кустов, по опушкам леса. Колхоз в зимнее время систематически проводил проверки (обыски) без милицейского сопровождения и разрешающих документов и, обнаруживая сено, заготовленное таким образом, изымал в свою пользу найденное. Хорошо, если дело заканчивалось только экспроприацией, а то заводили ещё и уголовные дела.

 Негласно заготовленное сено, обычно, привозили ночью на нартах, когда на снегу образовывался крепкий наст, выдерживающий людей и поклажу. Несколько раз и мне пришлось участвовать в подвозе сена, заготовленного подобным образом. Глухой лес, полянка, обросшая кустарником, и между кустов стожок се­на. Надо быть ювелиром-виртуозом, чтобы меж кустарников суметь скосить траву, не повредив косу-литовку. Корову зимой надо чем-то кормить — поневоле будешь циркачом.

Так вот, этот стожок сена раскладывали на несколько участников, принимавших участие в летней заготовке, и делили. Один из группы закрывал глаза, а рядом стоявший, указывая на кучку сена, спрашивал: «Кому?». Человек с закрытыми глазами выкрикивал: «Иль Марийе!». И так делили все образовавшиеся копны: сено укладывали на нарты, завязывали бечёвочками и, привязавшись верёвками, тащили нарты, как бурлаки баржу по Волге-матушке, с той лишь разницей, что вместо воды здесь был наст из снега. Работа эта проводилась ночью — перед рассветом, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не засёк, и грозная колхозная комиссия не уволокла сено на колхозный сеновал.

Свиньи, которых я пас, были на редкость пакостливы и хитроумны: они всячески норовили забраться в чужой огород, полакомиться картошкой и другими овощами. Своим поведением свиньи вызывали во мне сильнейшее негодование, что в последующем привело к чувству отвращения к свиному мясу, не говоря уже о сале, к которому стал абсолютно безразличен. Я получил в деревне прозвище «свинопас», с чем был несколько, мягко говоря, не согласен и недоволен, но вида не показывал.

К 18 часам их загонял в хлев (время определял по ходу солнца, приближающемуся к срединному холму на западе деревни), а сам шёл на колхозное поле, сочно зараставшее сорною травой, которую свиньи просто обожали — ели, чавкая и хрюкая от удо­воль­ствия. Я приносил обычно за две ходки пару снопов этой травы. Сноп, изготовленный дедом для меня, отличался меньшими размерами от снопов для взрослых, но сырая сорная трава от этого не казалась мне легче.

Мест для выпаса свиней, как таковых, не было установлено, поэтому мне приходилось самому находить им такой участок. Река в среднем течении делала изгиб, напоминающий латинскую букву «s». Верхний изгиб глубоко растягивался параллельно ниж­­ней части деревни, что давало возможность, использовать этот изгиб в качестве пастбища. Загонял их в этот мешок, а сви­ньи двигались, подрезая траву и коренья, вверх по реке. Сам я устраивался с противоположной стороны горловины и читал взятую с собой книгу в ожи­дании приближения стада. Как толь­ко стадо приближалось ко мне, встречал их с хворостиной, меняя направление на обратное и они возвращались так же строем вниз по реке. Я своевременно менял место своего пре­бы­вания, шёл на противоположную сторону горловины и в ожидании стада занимался своими делами. Таким образом, го­нял их туда-сюда по нескольку раз. Когда некоторые хрюшки на­чинали сопротивляться, что являлось признаком смены места пребывания, вынужден был их направлять вверх по реке в сто­рону скотного двора, уступая их желаниям.

Когда стадо двигалось вдоль деревни, некоторые «умные» хрюшки умудрялись-таки залезть в чей-нибудь огород, найдя шесты­м чувством в заборе слабое место. Из-за одной такой оплошности, когда свиньи нанесли ощутимый урон в посадке картофеля, вышел большой скандал. Дед Адриан со старушкой, они оказались дальними родственниками моему деду (в деревне все были дальними и близкими родственниками и звали друг друга то кумом, то сватом), устроили невообразимый шум: «Мы на вас подадим в суд и взыщем стоимость потравы!». Только к ве­черу все успокоились — на деле картошка у них уродилась на славу, но ещё не успела завязаться. Однако меня мать под­вергла порке вожжами, приговаривая: «Сколько раз, ты, не­до­стойный называться мужчиной, будешь заставлять свою мать краснеть перед уважаемыми людьми? И в кого ты такой уро­дился на мою несчастную голову? Неужели уж так тяжело при­сматривать за этими беззащитными животными? Не камни же таскать!». А ведь, действительно, не камни: под брючный ре­мень засунь книгу и ходи за стадом свиней посвистывая, играя на самодельной дуде, как небезызвестный артист Утёсов, следуя за коровьим стадом.

Спина была исписана вдоль и поперёк синими и красными полосами так, что долгое время стеснялся купаться вместе с ребятами. Такие уроки совершенно не приближали к большой любви к свиньям, скрипя зубами, приходилось терпеть их.

Несмотря на недостаточно прогревшуюся воду в реке (в Мезени вода всегда была теплее, чем в нашей лесной Йирве), купаньем мы, мальчишки, увлекались, хотя от таких водных процедур наши носы вечно находились на мокром месте и приобретали специфический цвет старого алкоголика. Не имея носовых платков, использовали для этих целей рукава рубашек, которые лоснились от высохшей мокроты.

В один из таких дней мне выпала возможность встретиться с мо­им другом Дорониным, живущим в конце нижней деревни. Их дом был расположен близко к крутому берегу за поворотом, поэтому река ежегодно в половодье в этом месте спрямляла берег, в результате дом с каждым годом приближался к реке. Пока мы с ним купались, его мать, сидя у открытого окна, пила чай из самовара и наблюдала за нами. Искупавшись вдоволь, мы вышли из реки и натянули на себя нашу куцую одежонку. Мать товарища, высунувшись из окна, обращаясь ко мне довольно громко, высказалась: «Твоя мать, Морис, тоже не брезгует воспи­тывать тебя с по­мощью ремня? В чем же ты так опростоволосился? Задел ты мать, Морис, чем то, если уж Ма­ша взяла в руки такого сильного «воспитателя». А мы-то все думаем, что её дети своим хорошим поведением не доводят её до репрессивных мер».

Вот так. Теперь пойдут сплетни по деревне. Мне ничего не оставалось, как молча принять её философические сентенции о воспитании. Быстро натянул штаны на себя и убежал домой. Благо, наш дом стоял довольно далеко — почти в километре или чуть более от Дорониных.

Copyright © 2022 Вурдов Морисович Николаевич

Лимония